Паломничество

- Не твоего ума дело, брат госпитальер, - деланно-ворчливо отозвалась дуэнья, - Молодая госпожа мне как дочка. Своих детей бог не послал, так хоть чужих уберегу. Обе у меня на глазах выросли. А ты что же, монах, все вынюхиваешь да выспрашиваешь, а? монаху вынюхивать не положено, - пухлая ручка поправила ткань платка на плече,  - Уж не послал ли тебя тот прощелыга ряженный? - она подозрительно прищурилась, - Коли послал, так ты передай. Будущим госпожи Паолы будет распоряжаться её сестра. И вот бумажки эти, - рука нырнула в карман передника и выудила треугольный конверт с графоманией досточтимого Кастильяни, - Ты ему обратно передай. Сговорилися, божие служители, аббата напоил, а тебя подослал меня отвлекать? Ишь, какие шустрые. Меня не проведешь, плутовская твоя морда...

От такой суровой отповеди монашек даже вроде и расстроился лицом, хотя напирать не перестал.

- Что ты мне тыкаешь этим бастардом и своим пропойцей в рясе? Я тебе, женщина, от чистого сердца и от всей души помог, а благодарности не дождешься. Вот и... - "Бывшая моя хозяйка такая же". "Такая же". "Как Паола твоя". "Одно лицо". И верно, совместив двух девиц в своей голове, Лус с абсолютной уверенностью увидел одни и те же семейные черты.

Пока голова рыжего была занята обдумыванием новых сведений, и что из такого открытия следовало, все остальное существо совершенно автономно продолжало начатую линию по сближению с неуступчивой пышкой. Ласково притиснув сдобную Беатриче к стене, существо что-то там втирало псевдо-религиозное, а руки делали свое дело, оглаживая возмущенно колышущиеся округлости.

- ...а не согрешишь, так и не покаешься. А покаешься, так и на душе легче станет, жизнь добрее покажется...

***

В это время под покровом опустившейся ночи к каравелле неслышно заскользили пиратские лодки на бесшумных веслах. На палубе оставались только рулевой и пара дозорных с такими стеклянными глазами, что и фонаря у своего лица бы не заметили. Остальные давно храпели на все лады в своих гамаках.

По мере того, как руки все настойчивее елозили по тяжело вздымающимся зрелым округлостям, а после и вовсе обнаглев, полезли под шуршащий крахмалом подол, инсенуации Беатриче становились все более своеобразными.

- Что, монашек, оголодал поди совсем в своем монастыре? Тебе бы девок тискать, а не на старух залезать, - темно-карие глаза дуэньи призывно заблестели, однако видимого сопротивления она не оказывала, а ощутив кожей самого чувствительного места настойчивые но мягкие прикосновения и вовсе осмелела, - А ну поди-ка сюда, - мягкая рука цепко схватила госпитальера за кушак рясы и неделикатно подтащила еще ближе к себе, вплотную к богатому телу, - Щас я тебя отучу приставать к честным женщинам, шваль ты монастырская...

***

Чуткий сон Паолиньи был нарушен какими-то нечеловеческими всхлипами и, как ей показалось, стонами боли и отчаянья. Она подпрыгнула на кровати и, протерев подослепшие со сна глазки, иступленно уставилась туда, где должна была почивать Беатриче. Но Беатриче не было....

- Ох, мамочки. Где же она? - спросила Паола у тишины, разрываемой приглушенными стонами и оханьями из-за закрытой двери. Внезапно она признала в стонах этих голос своей няньки и, справедливо рассудив, что Беатриче убивают, решила поспешить ей на помощь, вооружившись  чугунным подсвечником на пять свечей.

Она открыла дверь и что есть мочи завопила:

- Помогите! Убийца! Убийца здесь! - а сама принялась колотить голозадого убийцу по спине подсвечником.

Без памяти потерявшийся в роскошных глубинах тела Беатриче, Лус был застигнут нападением разъяренной валькирии, прямо скажем, врасплох. Прикрывая одной рукой голову, а другой - самое ценное, он отступил назад.

- Да что за... уймись... полоумная, эй!... чтоб тебя...

Внезапно в нелепую суматоху врезался истошный крик, и еще один, топот и звон оружия, со всех сторон. Спиной Лус почувствовал движение и оглянулся. К каюте спешили один, два, три... шесть вооруженных людей. Момент обе партии взирали друг на друга, затем пираты радостно загоготали.

- Глянь-ка, ряса-то нас опередила, ну ничего, сейчас наверстаем!

Вечер резко перестал быть томным. Выбросив все лишнее из головы, Лус втолкнул обеих донн в каюту, выпрямился и поднял примирительно руки.

- Спокойно, братцы, я свой, - закатав рукав до плеча, он предъявил каторжное клеймо, - там графинька благородная, за нее выкуп дадут такой, что хватит на всех шлюх отсюда до края света. Если она, конечно, без живота домой вернется.

- Что здесь такое?, - властный голос заставил пиратов расступиться, вперед вышел мужчина, в котором безошибочно распознавался предводитель.

- Госпитальера к раненым, если не заштопает - то к рыбам за остальными. С дамами я разберусь сам.

Раскрасневшаяся Беатриче споро прибрала необъятную грудь обратно в платье, поправила юбки и и вцепилась в рыдающую Паолу.

- Я так испугалась! И что же теперь? Нас убьют, они нас убьют! А этот, - всхлипнув, Паола кивнула в сторону двери, - Этот с ними в сговоре! Ох, мамочка моя, что же будет? - Паола то краснела, то белела, а потом и вовсе впала в истерику.
Беатриче, оторопев, только и делала, что прижимала сотрясающееся от рыданий чадо к груди и покачивалась из стороны в сторону, тихо бормоча что-то утешительное.

Внезапно прорыдавшись, Паола вскинула голову, оттолкнула няньку и встала перед пиратским капитаном в полный рост, гордо воздела подбородок, рывком поправила сползшую с плечика ночную рубашку и изрекла:

- Прежде чем вы осмелитесь совершить непоправимую ошибку, синьор, должна вас предупредить. Я - младшая дочь покойного магистра магии при двое императора, Магдалена Паола Аврора Оска ди Лавейн, графиня Бьяччи-Лазарро. И моя смерть, как и любой вред моей особе вам обойдется дорого.

- Вы так же смелы, как и красивы, графиня. Однако позволю себе заметить, в текущих обстоятельствах дорого обойдется вам ваша жизнь и здоровье. Весьма сожалею о безвременной кончине вашего отца. Надеюсь, у вас есть достаточно близкие и любящие родственники, с которыми я могу обсудить условия вашего освобождения, пока вы пребываете моей почетной гостьей.

Подталкивая в спину острыми саблями, пираты отвели Луса вниз в кубрик. Судя по написанной кровью картине, захват был выполнен безупречно, и единственным, кто сумел оказать достойное сопротивление, был давешний кабальеро. Сейчас Кастильяни валялся в глубокой луже собственной крови, при издыхании. Тут же притулились к стене два раненных пирата. Остальные бодро, с шутками-прибаутками выносили трупы, как матросов, так и своих коллег по разбойному ремеслу.

- Ну ты, понял, да? Лечи их давай - или рыб пойдешь кормить, швабра долгорясая.

- Да понял, не сипи, гундосый. Инструмент мне мой нужен и бутылка самого крепкого рома.

Получив требуемое, Лус разложил перед собой нехитрый инвентарь - стальной ланцет, кривую иглу с мотком шелковых ниток, свертки бинтов и баночку с вонючей мазью "от всякого недуга". Лихорадочно припоминая, чему там учил отец Фредерик да свою собственные страдания в руках всяких-разных лекарей, он осмотрел пациентов. У одного была длинная резанная рана в боку, неглубокая, кишки не выпадают. У второго - изящный прокол под ключицей, вроде легкое не задето.

"Чего там... руки и инструмент обмыть спиртным, зараза, жаль продукт переводить... вокруг раны обмыть... допустим как-то так. Ну хорошо хоть дыра чистая, без мусора. А дальше? Нехай хлебнут рому для анестезии. О, иссечение омертвелых краев... на хрен, порез-то свежий... Эээ... прижигание? Обойдутся, я тут не собираюсь сидеть и ждать, когда у них там все загноится. Значит, шьем. И мази этой вонючей, для виду. Теперь забинтовать. Следующий! Мази побольше, с обеих сторон... А этого как бинтовать? Во, крест-накрест через плечо, ну до утра не свалится и сойдет. Ай да Лус, ай да тап-эскулап. Всех излечит, исцелит добрый доктор..."

В награду за труды Лусу оставили бутыль с остатками рома, а в назидание - остывающий труп отошедшего в мир иной кабальеро. Котомку с инструментом забрали, но ловкий медик успел незаметно припрятать ланцет. Сверху слышались предсказуемые пьяные песни и женский визг, видимо монашек решили сообща приобщить к радостям мирской жизни.

***

Паола сидела молча, исступленно уставившись в тарелку. Плакать было нельзя, поэтому и открывать рот - тоже. Все правильно, это она сама во всем виновата - вот, не сиделось ей в Лавена-Бьяччи-Лазарро, не вышивалось крестиком, не читалось книг. Надо было послушать Беатриче с самого начала...А теперь...

Нет, она не сомневалась, что Анна заплатит все до последней монеты. Но теперь...Теперь Паола будет всю жизнь чувствовать свою вину. И, разумеется, сделает все, что только в ее силах, чтобы свою вину загладить.

Она, Паола, всегда  была отрадой глаз отца, но никогда не была его надеждой. Папочка видел  в Анне наследника, которого бог ему не послал и каждый раз, когда он представлял Паолу очередному царедворцу, говоря: "Это моя дочка Паола, отрада глаз и гордость сердца", она чувствовала, что больше всего на свете, он бы хотел, чтобы сейчас, по правую руку от него стояла Анна. В красивом платье и улыбкой на сияющем лице...

- Госпожа графиня, если вы не будете есть, то нам придется продать вашей досточтимой сестре ваш хладный труп, увы. Но должен вас огорчить, цена от этого не изменится. Так что будьте любезны, ешьте, - сказал капитан пиратов голосом ровным, наполненным ледяным спокойствием.

- Я...мне...я не могу сейчас есть, - белые дрожащие пальчики вцепились в ткань платья на коленях.

- Чтож...тем хуже для вас, прекрасная Паола...

Не трогая ром, Лус приник ухом к двери. В коридоре беседовали два приставленных для охраны помещения пирата.

- Семь селедок и каракатица, мы так и будет тут сидеть, мышь монастырскую стеречь, пока остальные там развлекаются? У меня бабы уже считай месяц не было. Толстый, я быстренько метнусь, а? Раз-два - и уже туточки?

- Ага, тебя только на раз-два и хватит. Лады, вали. Только выпивки чтобы мне принес, гигант половой.

Торопливые радостные шаги стихли наверху. Лус довольно усмехнулся - дверь была такая хлипкая, что выбить ее не составляло труда. Не мышь, а бешеная крыса метнулась к опешившему толстому, удар в глаз, в шею, полоснуть по горлу - и вот уже бездыханный любитель выпить лег рядом с героически павшим кабальеро, а монах разжился добрым кинжалом. Палубой выше, около каюты незадачливых паломниц обнаружились три совершенно трезвых бугая, потому беглец проскользнул в темноту за бочки и тюки, открыл пушечный порт (откуда он только взялся на торговой посудине) и вылез наружу.

Зажав кинжал в зубах, он медленно пополз по внешней обшивке к корме. Над головой ярко светились окна капитанской каюты, Лус мельком подумал, куда девался сам капитан, поди сдает все, что знает про маршруты других торгашей и патрульных галеонов, за шкуру свою. Вот и окно каюты, через него в тусклом свете масляной лампы было видно двух трясущихся на кровати женщин. Лус поддел острием кинжала крючок, открыл створку и протиснулся внутрь.

- Тссс. Не голосите. Пришел спаситель несчастных пилигримов, зазря что-ли я эту рясу таскаю.

- Только попробуйте до меня дотронуться! - громким шепотом прошипела Паола, - Я слышала как вы сказали капитану, что за нас дадут много денег. Вы думаете я дура? Ну уж нет. Я знаю, что вы заодно с этими...этими... - воспитание Паолы не позволяло ей подобрать слово, которое выражало бы всю глубину ее эмоций и при этом оставило бы возможность не опускаться до площадных выражений.

- В сговоре, не в сговоре - теперь уже без разницы, госпожа Паола. Но вот что, монах, - Беатриче подала голос, - Не сойти мне с этого места. И госпожу не пущу. За выкуп они, может и не тронут. А как только дернемся - так сразу и прирежут. И нас прирежут и тебя, рожа твоя блудливая, тоже прирежут. Ой, простите меня, госпожа Паола, вырвалось.

- Раньше надо было не пускать.

- Меня и так, и так прирежут. И тебя, сладкая пышка, тоже прирежут, голубых кровей в тебе нет. А вот ты, целомудрие благородное, отлично пойдешь в гарем к какому-нибудь паше или кто они там. С выкупом еще сложится или нет - неясно, а работорговцы платят сразу, золотом и без всякого риска. Бежать вернее будет. Ну, решайтесь, невезучие.

Внезапный спаситель, не выпуская из рук кинжал, быстро сожрал все, что оставалось в им же принесенной корзине, потом нетерпеливо уставился на женщин.

На личике Паолы в каждом движении каждого мускула читалась мука принятия решения.

- Бежим, Беатриче. Денег у нас довольно, но Анна будет долго собирать их по закладным...да пока привезут слитки..., - внезапно трезвая мысль прорезала тишину, но вскоре снова сменилась отчаянием, - А если...если не получится. То...и проблем не будет. Я лучше умру, чем буду в рабстве у дикарей.

Беатриче перевела взгляд с госпожи на госпитальера и обратно.

- Да что ж вы такое говорите, госпожа Паола? Тьфу, не приведи господь, - повернулась снова к Лусу, - И куда ж мы убежим с судна  посередь открытой-то воды, умник?

- Да так же и уйдем, как сюда гости пожаловали, - Лус ткнул кинжалом в окно, где за каравеллой тащились, легко стукаясь боками, пустые лодки, - Мимо берега не промахнемся. Вы как хотите, а я пошел.

Уже будучи снаружи, он посмотрел на госпожу Паолу пристально.

- Графинька, сестру-то твою как зовут и где обретается? Может увижу, передам весточку.

Паола посмотрела на няньку, словно спрашивая разрешение на то, что придется сейчас произнести. Но, внезапно вспомнив, что она уже взрослая и кто она, собственно, такая, сдержанно, но вежливо ответила:

- Виконтесса Бьяччи Лазарро, Араханна Летиция Бриджида Оска Ди Лавейн. Вряд ли увидите, синьор госпитальер. Точнее, вряд ли вас туда пустят. Как мне объяснял отец, Хранители не должны допускать проникновения посторонних, только если они не отринут все прочие обязанности и не принесут клятву служения Истине, - Паола снова переглянулась с нянькой, - Однако, можно послать ей письмо. Скажите, синьор госпитальер, куда мы поплывем? Нам всенепременно необходимо попасть в Медию, потому что связаться с моей сестрой мы сможем только оттуда.

- Так вот ты какая, Третий Хранитель, имен на целую шайку хватит, - задумчиво протянул Лус.

- Будет вам и Медия, и Хранилище ваше ненаглядное, хоть на закорках, а дотащу. А теперь харе болтать, пора отчаливать. Вылезайте за мной, только тихо.

С этими словами Лус соскользнул по веревке в одну из лодок, подтянул ее прямо под корму и махнул рукой, "спускайтесь". От приземления грузной Беатриче лодка чуть было не нахлебалась воды. Госпожа Паола содрала нежные ручки, пока спускалась по грубой пеньковой веревке. Была ли то судьба или ночь такая темная, но никто не заметил, как одна из лодок стремительно ушла в сторону берега.

Лус налег на весла, держа курс против Северной звезды. Тишину нарушали только его резкие выдохи да слабый плеск воды. В самый глухой час перед рассветом наконец нос лодки уткнулся к песчаный берег. Надежно спрятав лодку в зарослях колючего кустарника, Лус повел свой "гарем" прочь от берега в поросшие мелкой растительностью дюны, до тех пор пока не нашел подходящую ложбинку - закрытую со всех сторон, сухую и чистую.

- Все, привал, - прежде чем договорить эти слова, монах уже прикорнул прямо на песке и меееееедленно заморгал.

Монах уже дрыхнул без задних ног, а госпоже Паоле, ясное дело, сон ни в один глаз не шел, Беатриче сидела тут же, крепко приютив молодую госпожу в объятьях. Сама клевала носом и периодически поддакивала Паоле.

- Первым делом в Медии надо наведаться к Омару-эфенди. Все мои деньги, что мы везли с собой, все мои платья и украшения...все осталось там..., - сокрушалась тихонько Паола, - Ты меня слушаешь вообще, Беатриче? - она шикнула на няньку, и подняла наконец голову.

от Беатриче нынче никакого толка, задремала.

Паола тихонечко выкарабкалась из объятий, оставив вместо себя в руках дуэньи сумку с наспех сворованным провиантом (брат Лус озаботился).

Тихо-тихо, словно ночной воришка подошла к монаху-госпитальеру. Монах что-то показывал пиратам на руке, и Паоле было очень интересно посмотреть, что именно. Наверное, какая-нибудь пиратская татуировка или клеймо. Они аккуратнейшим образом, даже дыханье задержав, двумя пальчиками приподняла край рукава.

Клеймо мифриловых рудников.

Отец Джироламо, да приютит господь всевышний его душу, рассказывал ей про мифриловые рудники. Туда ссылают только самых ужасных и кровожадных преступников, еретиков и предателей. Ей показалось, что на секунду даже сердце биться перестало. Кому же они с Беатриче доверили свои жизни? Беглому каторжнику? Убийце? Предателю и еретику?

Паолу от волнения затрясло и она отползла обратно к Беатриче под крылышко.
Её терзали смутные сомнения: уж не собрался ли каторжник сам их продать? С другой стороны, на нем - госпитальерская ряса. Но неизвестно, как она ему досталась: а может убил госпитальера, да и облачился в его рясу, чтобы обманывать внимание стражи и честных людей? И откуда вообще он знает про Хранилище и про то что Анна - именно Третий Хранитель?

В тревожных мыслях Паолинья не заметила, как начало светать.

Можно было разбудить Беатриче и пока каторжник спит, тихонечко сбежать. Но что-то не давало ей так поступить. Сквозь туман сомнений еле-еле пульсировала мысль, что может быть бедняге просто не повезло? И в душе он, на самом деле, добрый человек?

Когда взошедшее солнце стало напекать голову, Лус проснулся и несколько минут очумело озирался, не вполне понимая, где он находится. Взгляд его упал на прикорнувших в обнимку женщин. Надкушенная вчерась пышка дуэнья возбуждала самые жгучие желания, а вот графинька злила. Злила своим наивным доверчивым личиком, злила, как Четвертая своей неуемной верой во все хорошее. Как обычно, от таких мыслей безмерно захотелось жрать. С досады Лус растолкал засонь и скомандовал подъем. Пока донны потягивались и протирали глаза, монах деловито осмотрел госпожу Паолу.

- Слухай сюда. Места тут глухие, разбойные. Драться с каждым встречным поперечным из-за красотки в парче никакой крови не хватит, так что будем делать из тебя мальчонку. Платье скидывай, волосы убери и грудное это недоразумение потуже перетяни.

Не обращая внимания на возможные возражения, брат госпитальер стянул с себя рясу, оставшись в грязной нательной рубахе до колен. Он спорол с рясы белый крест, потом примерившись взглядом к росту юной графини, обрезал подол и рукава.

- Надевай. Будешь у нас содомит, которые задом копья ловят. Идешь замаливать к святыням грехи вместе с нянькой и провожатым. И капюшон пониже натяни да помалкивай побольше.

- Содомит? Копья? - Паола вопросительно глянула на дуэнью, будто бы спрашивая, что это за варварское ремесло - "ловить задом копья", затем брезгливо уставилась на предлагаемое одеяние.

Беатриче сокрушенно покачала головой.

- Придется, госпожа Паола потерпеть. Так вернее в живых останемся.

Девица страдальчески возвела светло-серые очи к небу и тихонечко простонала.

- Нельзя ли ограничиться подобными мерами только до ближайшего селения? Там купим...хотя бы одежду, которая хотя бы ничем не пахнет... - но тут же вспомнила, что денег-то у нее и нет. все что было - все на корабле. Паола сокрушенно вздохнула и пробурчала: "Отвернитесь", убедившись, что госпитальер не подглядывает и пристроившись за широкой Беатриче, принялась за метаморфозы.

Ряса стойко отдавала запахом пота и еще чего-то мерзкого, от этого запаха начинало сводить глотку и першить в горле.

- Ох, какое унижение, какая мерзость, - тихо ворчала Паола. Платье госпожи было заботливо сложено и убрано в рюкзак.

Глядя на мучения избалованной девчонки, Лус зло и жестко рассмеялся.

- Что же ты, дуэнья, подопечную ничему не учишь. Девке-то замуж давно пора, а она и не смыслит ничего в женской доле. Попадется супруг-мужеложец или, еще лучше, вроде меня, будет с охоты приходить по уши в кабаньем дерьме и тут же наследника делать, не снимая сапог. Сама-то поднаторела поди, старая греховодница, - он похабно подмигнул Беатриче.

- А ты рот свой прикрой, пес блудливый, да дело свое делай. То бишь веди, куда следует, - сердито отозвалась дуэнья, хватая под локоток юную госпожу Паолу в монастырском рубище.

Шли они недолго. От непривычных благородному носу запахов госпожа Паола пошатнулась, и характерно икнув, приложила тоненькую ручку ко рту.

- Ой, беда...беда...Госпожа, держите платок, - когда Паола закончила, дуэнья протянула ей платок из своего кармана, - Прислоните к носу и дышите через него. Все лучше.

Бедная Паола молча приняла платок и продолжила идти дальше, тихо всхлипывая под капюшоном.