След змеи.

Пояснение:

Темнеющий августовский вечер, домашне тёплый, как старый  котяра, и по воскресному ленный, киселём расползался вдоль пыльных улиц  Нарбарры. Семейные пары, здороваясь с соседями, степенно прогуливались среди домов. На крышах меланхолично курлыкали зобастые голуби, к окраине города сбегалась визгливая детвора - там собирались выступать бродячие артисты.

В одном из кривых  переулков хлопнула калитка - показался выходящий  молодой человек, воровато оглянувшийся и  привычным жестом накинувший на голову капюшон синего дорожного плаща. Насвистывая сквозь зубы назойливую кабацкую песенку, с видом беспечного  бездельника среднего пошиба, он вывернул на просторную улицу, и смешавшись с гуляющими  поддался общему направлению движения.

Широким полукругом раскинулся пёстрый табор дайданов.
Расписные возки, лёгкие маленькие шатры, тростниковые циновки разложенные прямо на земле, стреноженные лошади и  весёлые лохматые собаки снующие между ног окаймляли утоптанную площадку. Внутри её неспешным месивом голов, шляп  и одежд бродила толпа горожан, любопытствующая, наивная и дружелюбная.
В самом углублении, на крепких жердях обвитых связками цветных лент, был привешен занавес сочно апельсинового цвета, расшитый звёздами и блестящими слюдяными чешуйками.

Подальше от оживления, в тени  чахлых клёнов, стояла золочёная  карета  какого то богача, приказавшего остановить от скуки и временами надменно поглядывающего на шатры, ленты и толпу в лорнет. Дорогие тонконогие лошади косили смоляными глазами, фыркали и встряхивали пышным плюмажем. Конюх, в фирменной ливрее, без злобы но решительно грозил дать в зубы слишком близко подходившим горожанам. Его сторонились.

Представление уже началось.
Оранжевый занавес, поблёскивая как рыба, ожил, пропуская исполнителей.
Несколько музыкантов расположились сбоку на циновках. Из звуков скрипки, флейты, барабана, бубна и пары длинных, в человеческий рост дудок они умудрялись соткать особое  настроение к каждому выступлению.
Как бесы на пружинах вылетели жонглёры, начавшие перекидываться зелёными яблоками, добавив ножи, потом круглые медные тарелки, персики, виноград и умудрившиеся всё это в процессе покромсать и разложить слоями по тарелкам. Часть фруктов " случайно" улетала зрителям, особенно детскому ряду, при этом артисты старательно изображали досаду и переругивались.
Потом сцену занял дрессировщик с целым выводком глазастых паучат, разделённых на две части. У одних на лапах красовались синие лоскутки, у других- красные. Под шутливые команды своего укротителя паучье воинство разошлось в разные стороны, а потом хлынуло друг на друга и принялось усердно молотить лапами в жарком  бою. Зрители болели конечно же за "красных" которые и начали, хоть и не сразу, закономерно побеждать. Кое кто из "синих" пытался трусливо удрать и горожане со смехом помогали отлавливать юрких диверсантов. По окончанию схватки дрессировщик собрал "трупы" в лукошко и раскланявшись под патриотичные аплодисменты удалился с победителями.
Следующим вывели важного учёного медведя. Он угадывал сколько кому из зрителей лет ( ошибся только два раза и то на чуть), поднимал тяжести и показал с дрессировщиком шутливую сценку "Как герцог себе наложницу выбирал": погуляв среди зрителей и ласково урча подводил самых уродливых женщин, сердя "повелителя", окончательно введя в гнев приведя " герцогу" толстого женоподобного мельника. Но под конец " исправился" и вывел хорошенькую ясноглазую торговку. "Герцог" торжественно одел ей на голову венок из виноградных листьев, громко назвал "Красотой Нарбарры" и смачно расцеловал молодуху в заалевшие щёки.

Солнце окончательно упокоилось за синим горизонтом, по краям шатров зажглись факелы.
Наиболее добропорядочные мещане отправились по домам. Оставшаяся часть толпы, более плотная и напряжённая, позвякивая винными кувшинами, сдвинулась ближе к сцене.

Музыканты повели тягучую величественную мелодию.
Под неё из за оранжевого занавеса вытянулся хвост дыма, сгустился коконом и рассеялся, как от порыва ветра, оставив после себя черноглазого старика с кудрявой бородой в высокой чалме астролога. Ближайшие к сцене ахнули и попятились. Седой волшебник плавно развёл ладони и сухо зашелестев крыльями из широких рукавов его халата хлынула целая стая белоснежных  голубей. Начались фокусы, перемешанные с древней магией и с восхитительными трюками шарлатанов.

Человек в синем плаще рассеянно смотрел на зрелище, прикладываясь время от времени к плоской, обтянутой кожей фляжке. Мысли его были далеко, и только взрывы хохота или аплодисментов время от времени заостряли его внимание на зрелище. С выходом факира он протиснулся ближе, наблюдая, и восхищённый как и все, бросил несколько монет на поднос с горкой мелочи, стоящий у края импровизированной сцены.
Завершая своё выступление старик уселся на циновку, медленно сложил руки к груди, наклонил голову, закрыл выпуклые веки, и вдруг беззвучно исчез.
Музыка стихла, зрители непонимающе таращились на пустую соломенную циновку.
Потом прокатился облегчённый вздох и раздались усердные аплодисменты, - старик вышел из за оранжевого занавеса и раскланялся.

Ночь стала чёрною, в глазах собравшихся  мелькали огоньки пламени и звёзд.
Вдруг пробежал кто то легконогий и затушил факелы по обоим сторонам сцены.
Толпа сгрудилась, напрягаясь и перешёптываясь.
Зазвучала флейта, начав старательно, словно рисуя пером по влажной бумаге, выводить  причудливый мотив.

Когда мотив флейты как бы "доиграл" и замолк, ритмично и тяжеловесно ударили барабаны. Дважды. Потом, в абсолютную тишину стал вплетаться низкий, похожий на гудение пчелиного роя, шероховатый голос большой длинной трубы. Он закручивался, проникал в самое нутро приятной и пугающей вибрацией, растекался по окружающему пространству и заполнял его. После труба уступила ведущую партию первобытному ритму барабанов, который действовал на публику каким-то мистическим образом: зрители невольно начинали вторить ему, покачивая головами и выпивкой, отстукивая этот ритм ногами или руками. С ускорением и утяжелением ритма, все ярче разгоралось пламя на низких чашах-подставках по краям сцены.

Сцена заполнилась дымом, и в такт барабанам, подхваченная возобновившейся мелодией флейты, на сцену выпорхнула танцовщица: двигаясь сперва подобно мягкой волне, раскачиваясь, вибрируя, затем извиваясь, подчиняясь какой-то первобытной похоти, имитируя частью своих движений то, о чем не принято говорить вслух.

Она похищала внимание зрителей, акцентируя его на своем теле, облаченном в довольно откровенный наряд, какие обычно носят корнианки: юбка была хоть и длинной, но боковые разрезы до пояса то и дело выхватывали из кроваво-красного шелкового облака белизну стройных ног; кажущийся таким ненадежным, особенно в танце, нарядный, расшитый золотыми нитями и блестящими камнями лиф мерцал, подхватывал свет языков пламени и казалось, что сама танцовщица светится и переливается, как рубин. Она то ласкала, то обнимала воздух вокруг себя, то отталкивала его, руки походили то на крылья птицы, то на пару змей, ноги, вызывающе освобождаясь из плена шелков, отстукивали по деревянной сцене ритм барабанов, и тоненькие браслеты с бубенчиками, поблескивающие вокруг лодыжек, добавляли этому ритму какую-то многомерность.

Прозрачный красный платок, закрывающий нижнюю часть лица, был внезапно сорван и брошен публике вместе с хищным и воинственным взглядом танцующей. Мужчины, сидящие в той стороне, куда легкий ночной ветерок отправил пахнущий жасмином и сандалом кусок ткани, одобрительно загудели и зааплодировали.

Ритм музыки постепенно разгонялся, в руках танцующей появились для тонкие цепи, к концам которых были присоединены какие-то сферы. Двое из труппы артистов быстро подвинули чаши с разгорающимся в них пламенем к девушке в красном. Она одновременно зажгла о них обе смоченные в специальной горючей жидкости сферы на цепях и, под восторженный рев публики, начала неистово раскручивать их руками: перед собой, над собой, расставив руки в стороны, скрестив...

В ночной темноте свет подвижного пламени сливался, и казалось, что Лиа танцует с летающими огненными змеями. Сперва, раскручивая сферы, она стояла на одном месте, лишь торс двигался в такт музыке, а потом стала крутиться сама, все быстрее и быстрее, извиваться, подобно змее, подпрыгивать.

Потом, перед самым концом представления, на сцену к Лии вышли двое парней-артистов и стали выдувать пламя, пока она танцует. Замерло представление на очень жаркой ноте: укротительница огня высоко прыгнула, подбросила в воздух свои горящие сферы, и приземлилась посередине сцены на шпагат, сферы упали в чаши с огнем и взорвались в них, рассыпавшись искрами и заполнив пространство цветным красно-оранжевым дымом.

Музыка смолкла, а Лиа задержала дыхание.

Зрители неистово хлопали, самые разгорячённые издавали восхищённые крики, а некоторые, находившиеся  в близости низкой сцены даже бездумно потянулись влажными руками.
Но танцовщица, мелькнув под лёгкими волнами красных шелков молочной белизной ног, уже птицей скрылась за оранжевым занавесом. Два её помощника, крепкие и молчаливые, забрали сферы и  потухшие чаши с дымящимися углями, и не отвечая на хриплые шёпоты интересующихся ушли в след за девушкой.

Человек в синем плаще, ограничившийся на удивление скупыми аплодисментами, впился взглядом в лицо танцовщицы, когда она, хорошо освещённая, застыла в последнем движении.
В памяти орфебре Сан Рафаэля хранилась целая галерея самых разнообразных физиономий, и сейчас она цепко подхватила увиденное и выдала ушедший казалось бы в прошло эпизод, - грязноватая комната в таверне, жемчужная серёжка на столе, пьяная рожа Виктора Уэскара, и сидящая на его коленях нервная, как как потревоженная змея, девица. Сухие резкие черты, мягкая линия вишнёвых губ, хризолитовые глаза и брови стрелами. И деньги.

"Сам Фазис привёл меня этим вечером сюда, -  с азартом подумал орфебре, оглядывая табор, -"Теперь то ты, язва, от меня не скроешься."

Толпа зрителей не спешила расходиться, несмотря на тёмную пору. Выступления артист были закончены, но виноторговцы, пользуясь собранием, подкатили несколько дубовых бочек, и в свете факелов разливали в дешёвые кружки подскисшее пойло. Гадатели и продавцы амулетов ещё сидели на циновках, возле них толпились любопытные.
Несколько чернявых девиц из табора ходили с медными подносами серди горожан, и сверкая зубками шутливо просили пару монет за прошедшее выступление "Если понравилось".

Одна из них смело  приблизилась к богатой карете. Оббитая изнутри белой кожей дверца внезапно распахнулась, и пожилой сеньор, с брюшком и пахнущими духами бакенбардами ласково поманил девушку к себе.

- Подойди, chiquita, у меня больная спина, забирайся, отсыплю монет тебе полную косынку.

Девушка задорно улыбнулась и проворно заскочила на ступеньку кареты, потом, чуть помедлив внутрь, и дверца за ней захлопнулась как мышеловка.
Сначала  было тихо. Потом шорохи, возня, раздался гневный возглас, девушка, трёпанная, в съехавшем на одно плечо платье, опрометью выскочила из кареты. Сеньор высунулся за ней, и растеряв с почтенного лица всю сладость, закричал громким, петушиным тенором на всю площадь:

- Стража! Стража!

- Стражаааа! Дайданка украла у меня деньги! Схватить! Схватить её! - продолжил верещать лысеющий синьор вслед убегающей девице. Стража, которая как по волшебству, то ли из-за концентрации публики, то ли из-за представления, а то по обеим причинам разом стеклась на пятачок, где выступали дайданы, шустро схватила беглянку и, не разбираясь, кто прав, кто виноват, поволокла кричащую о несправедливости и наговорах девицу в каталажку.

***

Штефан, который был для труппы кем-то вроде старшего товарища, возвратился к поздней ночи, когда все декорации были собраны, а артисты восседали кругом у костра, напряженно дожидаясь вестей. Мужчина вернулся один, и судя по выражению его скуластого лица - с дурными вестями.

- Дядя Штефан, ну что? - нетерпеливо поинтересовалась Лиа, принимая из рук старухи-гадалки Мирелы чашку с бодрящим отваром.

- Саро нашука! Беда... Лейлу посадили в казематы, будут судить за воровство. При ней нашли кошель... Тот надутый богач оговорил её, сказал, что она деньги его украла, и подбросил кошель, бэнг рогенса!- рявкнул Штефан, и ударил тяжелым кулаком по ящику с реквизитом.

- Много ли в кошеле золота? - спросила Джанка, одна из молодых дайданок, что собирали мелочь за выступление.

- То-то и оно, что мелочь. Три десятка серебряных монет, да горсть медяшек, - мужчина тяжело выдохнул, и уселся к костру. Повисло молчание.

- Как она не поняла, что так будет? Почему Провидение не предостерегло? - беспомощно спросил Штефан у пламени, будто оно знало ответ.

- Провидение дает ей ясное зрение после ритуала, отец. А сон-травы нынче нигде не найдешь, только у чёрных торговцев, - хмуро объяснил Лачо, молодой парень-дрессировщик.

- Надо что-то сделать! Я знаю, что Лейла не брала ничего. Нельзя, чтобы её судили, как воровку. Я пойду к страже и все узнаю, - Лиа встрепенулась и накинула на плечи плотную шаль, после сделала уверенный шаг в сторону города.

- Нет, Эсме! Одна не пойдешь, амэ джяса кхэтанэ, - возразил один из двоих парней, что убирали со сцены "огненные чаши", рванулся за ней и схватил за руку, не давая уйти.

- Я тоже тогда пойду! - отозвалась Джанка, решительно тряхнув чёрными кудрями.

- Если Джанка пойдет, то и иду, - вздохнул Лачо.

- Не будь дураком, Янко, - Лиа сурово воззрилась на схватившего её за руку "провожатого", - И вы не глупите, - перевела взгляд на двоих других, - Если пойдем толпой, нас толпой и заберут. Скажут потом, что мы напали или еще чего-нибудь украли. Они и рады на кого-нибудь повесить очередную нераскрытую кражу, чтобы их в безделье не винили. Дайданам верят только тогда, когда они предсказывают счастье и богатство. Дайданам рады только тогда, когда они приходят их развлекать! Будто ты не знаешь... Мы для них словно нищие бродяги. Прогонят вон или схватят всех, и даже разбираться никто не станет. Нет, я иду одна. Поговорю со стражей по-своему. Только вот, пожалуй, надо переодеться...

- Осторожна будь, мэ тут мангав. А то придется потом вас обеих вызволять! - Янко нехотя выпустил руку и уселся на свое место.

- Не придется. Не знаю ни одну служивую морду, что от денег бы отказалась.

- А где ты денег найдешь столько, чаури? Если мы соберем всё, что заработали - и того будет мало, - тихо сказала старуха Мирела, потягивая трубку со смесью из табака и мяты, которая унимала её кашель.

- Я кое-что приберегла на чёрный день, бабушка, - пояснила Лиа, прячась за навесом и переодеваясь в обычную одежду, - Обменять не успела... Придется рискнуть, и нести так. Брошь с анаграммой...

- Нельзя тебе отдавать брошь матери, дочка, быть беде. Такие вещи нужно беречь, а не откупаться ими - в них сила кровных уз. А если отберут, да убьют тебя? - старая гадалка понимала, что ей нипочем не отговорить Лию, но не оставляла попыток.

- Узы? - Лиа рассмеялась, - Единственное, на что годны эти узы - так это запугивать. Не убьют меня, бабушка  Мирела, не тревожься. Кто они, стражники или головорезы? Скажу им свое имя, если придется, - Лиа вышла из-за навеса и накинула на голову капюшон плаща, - Поостерегутся убивать человека, назвавшегося фамилией Делла Торре.

- Иные стражники похуже отродий Хаоса, - задумчиво затянулась старуха, но больше ничего говорить не стала.

***

- Эй, служивый, иди-ка сюда, - Лиа дождалась, когда второй караульный отойдет по нужде, - Служба у тебя тяжелая, посмотрю...А начальство скупое, как старый барон... - Лиа притворно-сочувствующе покачала головой, - Хочешь, служивый, денег много заработать?

Стражник воровато осмотрелся, и подошел к девушке поближе.

- Сколько денег и чего надо?

- Хочу дайданку освободить. Ту, что на воровстве поймали. Залог заплачу, и тебе сверху останется. Много останется.

- А что тебе за дело до дайданки, а? Не похоже, что ты из их разноцветного сброда, - рассмеялся караульный, глядя на Лию, что пряталась в тени капюшона, - Десять золотых залог, пять золотых - штраф, и десять сверху мне, за старания. Но сперва покажи деньги.

- У меня есть вещь, за которую ты выручишь втрое.

- А ну, покажи, - понизив голос, потребовал стражник.

Лиа, подумав пару мгновений, показала стражнику фамильную брошь с анаграммой. Стражник присвистнул.

- Ладно, пойдём, - бросил караульный, и бодро подталкивая Лию ко входу, кивнул выходящему из-за угла напарнику, мол, сейчас вернусь.

Когда дверь караулки затворилась, Лии стало не по себе.

- Пойдём-пойдём, синьорита, чего встали, нам дальше по коридору и направо.

- А зачем надо идти куда-то? - недоверчиво поинтересовалась девушка, - Ты приведешь дайданку, я тебе отдам брошь, и мы уходим. Разве нет?

- Как зачем? А если ты мне подделку суешь? К начальнику стражи сперва пойдем, порядок такой, - важно сообщил стражник и повел Лию вперед.

***

Как беглянка не отбивалась, как не кусалась, но справиться с тремя взрослыми мужиками ей было, конечно, не под силу. Решетчатая дверь, оббитая железом, захлопнулась прямо перед её носом. А стражник, который её сюда притащил, ещё и издевательски провел ключами по грязным прутьям.

- Что, краля, попалась? У тебя-то дела похуже будут, чем у твоей смуглянки-подружки. Воровство - раз, попытка подкупа - два, - самодовольно улыбнулся страж закона и еще раз, напоследок, погремел прутьями решетки.

- Чтоб тебе шакалы яйца откусили, хмырь. Ты даже не представляешь, какую беду на себя накликал... Моя семья тебе этого не простит.

- Эсме, молчи, прошу! Не говори ему, - Лейла подлетела к подруге и схватила ее за плечи, - Не говори, хуже сделаешь, - зашептала дайданка.

Лиа раздраженно выдохнула и пнула дверь ногой. Лейла была права.

К середине ночи из степей на город налетел ветер.
Он вился под кровлей, хрипло свистел в дымоходах и беспокоил дрожью тяжёлые запертые  ставни.

В караульном помещении, на втором этаже нарбарской тюрьмы, пыльном, замусоренном и душном, за столом с грязными мисками восседал тучный стражник недавно сменившийся с караула. Ещё несколько служилых раскатисто всхрапывали на низких, провислых казённых койках в углу помещения.
Толстяк без настроения цедил вино, и прислушивался к ворчанию собак под окном.

- Кошару что ли задрали, и не по делят, - сам себе проговорил он, - Или кротовью нору раскапывают... Как надоели то, оглашенные.

В караулку заглянул низкорослый стражник с лицом похожим на мордочку суриката, и увидев хмельного сослуживца противно закривил губы.

- Ай, Хосе, тебя начальник уже выговаривал за винцо, засекёт опять из жалованья вычту снимет.

- Я отслужил уже за сегодня, имею право, - огрызнулся толстяк, - Да и не узнает, если никто подлый крысятничать на своих не вздумает.

Вояка у дверей перекосился ещё сильнее и убрался обратно в плотную темноту коридора.

Под потолком лениво зудела муха, шелестел ветер, на улице взвизгивали и копошились собаки.
Под стук ставен их грызня всё более раздражающе действовала на толстяка. Он, наконец, встал и откинув задвижку с треском распахнул ставень.

- Да что вы тут столпились, пёсьи дети, - рявкнул он в темноту, перевешиваясь через подоконник и щурясь, - Прочь пошли, ну!

В этот момент на головой его что то просвистело, и огненный шар, взорвавшийся с глухим взрывом, рассыпался искрами по караулке . За ним сразу прилетел второй, - толстый стражник машинально присел, и успел только увидеть огненный зигзаг, взметнувшийся от тюремной ограды.
Сбитая бутылка вина, звонко хрупнув разбилась, стол с объедками вспыхнул, языки пламени удачно лизнули развешенные по стене плащи и подгоняемые сквозняком побежали дальше, по вещевым мешкам и лавкам.

Хосе  скрючился у подоконника, осоловело наблюдая разгар стихии, вместо того что бы поднять тревогу. По крыше что то зашипело и ухнуло. Снаружи, под собачий лай раздаись отрывистые крики часовых,  топот ног, тугое дыхание ветра, разжигающего пожар  - началась суета.

Спящие в караулке стражники подскочили, и похватав кое как оружие бросились гурьбой к выходу, спросоня решив что на тюрьму совершено нападение. Не обнаружив штурмующих, они схватились за вёдра и водяной пожарный насос. Караульное помещение уже было объято огнём полностью, занимались балки потолочного перекрытия, дым стелился по всем трём этажам.
Заключённые просыпались и бились о кованные двери, издавая отчаянные крики. В домах по близости от тюрьмы начали зажигаться светильники.

Рошах, кинув собакам последнюю порцию мяса подальше от себя, спрыгнул со стены и обежав её треть вскарабкался с другой стороны. Рискуя быть увиденным он поднялся во весь рост и взмахнув посохом зажёг сгусток огня, который отправил снова на крышу. Черепица от удара брызнула крошкой, пламя клочьями провалилось внутрь тюрьмы.
Стражники метались по двору, подоспели уже и некоторые из горожан.

- Что за напасть такая сегодня, - пробубнил начальник стражи разбуженный в своём кабинете. Он стоял, озаряемый красноватыми отблесками и созерцал мутными глазами гонимое ветром пламя и бегающие человеческие фигуры.

- А это всё, позвольте доложить, этот пьянчуга Хосе, - ответил стражник, похожий на суриката, - Я его видел,  с  бутылём возле лампы и он уже еле языком ворочал. Видать заснул, опрокинул винище, сальник безмозглый, вот и занялось на радость Флогуса.

Людей перед горящим зданием тюрьмы прибывало, многие уже помогали стражникам тушить, некоторые лезли с расспросами, беспокоясь о заключённых родственниках.
Часть арестантов  вывели, и согнав овечьей кучей поставили под охраной по дальше.
Орфебре, благополучно скрывшийся с места поджога уже затесался в толпе и выглядывал Лию за головами тюремщиков. Проследив за ней до момента неудачного подкупа он решил действовать, боясь что его награда сплывёт к дьяволам, как только беглая девица откроет своё настоящее имя.

- Эй, дружище, послушай - обратился Рошах к молодому белобрысому стражнику, утомлённо присевшему поблизости, - Второй корпус уже дымит как ведьмин котёл, оттуда спасать  будут кого, или  сразу молиться за упокой?

- Тебе то что там, неймётся к кому? Полезай  сам, если шкуру подпалить не боишься, всего с десяток человек сейчас по конурам, - отозвался солдат, - Видишь, всяких политических болтунов первым строем выводят, за которых в Специи могут бошку оторвать, а до мелкого ворья начальству  дела нет.

Пошарив в кармане он бросил Рошаху связку ключей. Тот поймал их, и без дальнейших разговоров отправился в след за мечущимися стражниками внутрь горящего здания.
Швырнув по ходу ещё пару огненных молний по углам орфебре добрался  в густо задымлённый второй корпус.
Не имея понятия в какой из камер искать девушек, он начал отпирать все подряд, благо ключей отмычек на вязанке было всего три. За решётками голосили, выли, хрипели от угара, отчаянно  колотились руками и ногами. Выпущенные неслись, падали, сбивали друг друга с ног и кубырем скатывались вниз по лестницам.
За одной из дверей Рошаха поджидала удача - распахнув её он разглядел землисто серое от дыма лицо дайданки, и поникшую к ней на плечо синьриту Торре.

- Вот тебя, красота бродяжья, мне на дороге не надо, - процедил поджигатель, шагнув в камеру и  доставая кривой нож. Но натолкнувшись на тёмный, без блеска взгляд гадалки с досадой хмыкнул, - Бездна с тобой, брысь отсюда, и не вздумай со своими гремучими дружками искать её, - губы смуглой беззвучно шевельнулись, и она, остро глянув на закатившую от дурноты глаза подругу, шатаясь тенью выскользнула в коридор.

Шум, треск, плач, лай, - всё нарастало, начали проваливаться прогоревшие балки, люди бежали толком не понимая куда. Кого то тащили без памяти, подоспевшие лекари на скорую руку помогали обожжённым. Никто не обратил внимания как человек в синем плаще, вынырнул из дыма, и со своей ношей сразу скрылся в кромешной темноте.
К утру от тюрьмы остались толстая кладка оголившихся закопчённых стен, и полная неразбериха среди людей, которую городскому начальству предстояло разбирать ещё не один день.

Мутно глянув на "спасителя", и даже попытавшись что-то сказать, Лиа, изрядно наглотавшись дыма, потеряла сознание и обмякла тряпичной куклой . То было даже на руку Рошаху: вряд ли находясь в таком состоянии она запомнила бы как он выглядит. Свернув в отдаленный темный проулок, где не было даже слышно ни запаха дыма, ни паники пожара, маг прислонился к холодной каменной стене и перевел дыхание. С беглой Делла Торре нужно было что-то делать: нести в лазарет было рискованно, хоть и помощь лекарей пригодилась бы, а заниматься самостоятельно приведением её в чувство он, разумеется, даже и не думал. Оставлять где-то без присмотра - чревато тем, что шустрая плясунья снова куда-нибудь удерёт, и Рошаху опять придется разыскивать её по всем дорогам.

Можно было взять виверну и, доплатив дрессировщику за второго, пусть и слегка невменяемого седока и за молчание, долететь на ней вдвоем до Специи, а там притащить девицу к маркизе Саварес. Но что-то Рошаха остановило от подобного решения, и орфебре, вместе с обморочной девчонкой, улетели на виверне подальше от Нарбарры, в Терни, где у Рошаха имелось пыльное, но вполне просторное жилище, в котором он бывал крайне редко с целью не видеть и не слышать никого какое-то время. На удачу, в Терни нынче было полно беженцев и раненых, поэтому ни она живая душа вовсе не удивилась ни Рошаху, ни его ноше. Одна беда: свободных лекарей в городе было теперь не сыскать...

Рошах купил себе дом в Терни по дешёвке, на фоне волны усиливающейся паники, когда  съезжающее местное население готово было расстаться за любые гроши со своими жилищами. Многие бросали семейный кров просто так, забирая лишь самое ценное.
Здание, принадлежащее магу,  находилось по близости от дворца Росси, и по каким то обстоятельствам не прельщало разгуливающих по развалинам Терни покойников, что давало Драугору возможность чувствовать себя там относительно спокойно.

Оказавшись в доме, Рошах уложил Лию на широкую тахту, стоящую в спальной части, и присел рядом, раздумывая что ему делать дальше. Спесивая родительница Торре будет платить только за слежку, значит возвращать беглое чадо крайне не желательно. Надо вывернуть на свою выгоду, осталось сообразить - как.

Витая мыслями Рошах сидел на краю матраса, скользя глазами по безвольно раскинувшемуся девичьему телу. Под рассеянным взглядом его воображение растворило невзрачную грубоватую одежду, скрывающую всё самое нежное, мягкое, тёплое...  В памяти флёром скользнул красный шёлк, обвивающий стройные ноги, поясницу извивающуюся в низком ритме барабана , изящные жесты рук, острый блеск густо подведённых глаз.. Покрытые ожогами пальцы бездумно потянулись к Лии, расстёгивая шнуровку блузы, оттягивая ворот, прикасаясь к прохладной коже , проводя от ключиц вниз.. и замерев. Маг пристально глянул в лицо танцовщице, ему показалось что её дыхание изменилось.

Голова ныла тяжеловесными, гулкими пульсациями где-то в висках и над переносицей. Внезапно каждый звук, шорох, дуновение ветра и даже движение теней отражались в воображении какой-то мучительной, многомерной фантасмагорией. Лиа приоткрыла глаза, веки которых будто слиплись, и тут же закрыла, мучительно  скривившись от яркости света и нахлынувшей с новой силой головной боли.

- Лейла? - сипло позвала Лиа, сворачиваясь на тахте калачиком, и зябко закрывая ладонями плечи. Удивительно, но так и правда ей становилось как будто легче, - Лейла, ты здесь? - очередная попытка приоткрыть глаза, или хотя бы один, для начала.

Глаза отразили в сознании совершенно незнакомую комнату и человека, которого Лиа прежде никогда не видела. 

- Ты кто? - испуганным шепотом выдавила из себя Делла Торре, вытаращив на Рошаха глаза, взгляд которых сейчас был как-то особенно безумен.

Отвечать не имело смысла.
Не отрывая взгляда от округлившихся глаз Лии маг потянулся к посоху, стоящему рядом у стены, и цепко обвив его пальцами взмахнул, обрушивая на пленницу оглушающую волну.

Дело всё усложнялось. Торопливо накручивая верёвки на руки-ноги, и затыкая рот беглянке кляпом Рошах уже всерьёз подумал и не прикончить ли тут её сразу, лишившись и забот и обещанных денег.
Оставалось крайнее средство, на которое он намерен был рискнуть - вмешательство в пространство памяти. Пару лет назад здесь, в Терне, ему случайным образом достались записи одного из приближённых к семейству Росси магов, где описывались попытки создать заклинание, на основе кровавых особенностей графа. Отсутствие знаний в области ментального воздействия помешали Драугору разобраться досконально, но кое какие заклинания ему удалось воспроизвести. После одного из них, связанного как раз с удалением фрагмента памяти, подопытное существо выжило, и даже не свихнулось умом, что давало Делал Торре шанс остаться вменяемой.

Очнувшаяся танцовщица, обнаружив себя связанной и лишённой возможности кричать о помощи гневно зыркала на Рошаха, на манер попавшей в западню дикой тростниковой кошки. Что бы не отвлекаться маг накрутил  кусок тряпки и на верхнюю часть её лица.

Отыскав на полках попорченные зеленоватыми разводами плесени хрупкие свитки маг сосредоточился. Началось долгое и изнурительное действие - надо было отправить Лию пробираться по закоулкам собственной памяти, а потом заставить некоторые части провалиться глубоко в подсознание. Желательно навсегда.

К концу, когда у Рошаха пересохли губы, на виске бились жилы, а голова словно налилась свинцом, его посетила ещё одна идея. Он приблизился к сидящей в магическом трансе Делла Торре и настойчиво тихо заговорил возле самого уха:

- Ты должна вернуться в Специю и отыскать сестру. Тебе довелось услышать, что за ней следят, за ней будут охотиться. Ты должна быть рядом, ты не можешь оставлять её жизнь без присмотра.

С заключительной частью пришлось поторапливаться. Ещё при вхождении в транс Лиа глухо закашляла и на кляпе выступило тёмное кровяное пятно. Потом кровь потянулась из носа и глаз. Рошах не был уверен что она вообще переживёт ритуал, или не очнётся хихикающей идиоткой. Запястья девушки, перетянутые верёвками, вздулись, по подбородку на блузу стекала кровь. На последних словах заклятия она побледнела до мертвенной зелени и замерла, словно окоченев. Разрезав верёвки маг перенёс свою жертву на лежанку и вытер тряпкой кровь с освобождённого лица. Пульс еле прощупывался, дыхание было поверхностным. но всё таки измученная Лия спала.

- Спасибо фаллосу Флогуса, кажется похороны отменяются, - устало буркнул маг. Затушив свечи он вышел из дома и с наслаждением вздохнул  воздух Терни, отдающий дымом и сладковатыми кладбищенскими миазмами.

Лиа видела странный сон: она плыла, связанная по рукам и ногам в длинной гондоле. Сумрак вокруг нее был окутан туманом, пронизан удушающей мерзлой влагой, проникал в ноздри, в рот, за шиворот, оседал внутри страхом. Пытаясь озираться по сторонам, она не видела ничего, кроме черноты, и не слышала ничего, кроме плеска вод о борт лодки. Попытка рассмотреть гондольера не увенчалась успехом: его просто не было. Тем временем, лодка петляла, вынуждая Лию заваливаться то на один бок, то на второй, то ускорялась, то замедлялась... Приняв решение развязать путы и выбраться из странной лодки как можно скорее, девушка с удивлением поняла, что веревки растворились, стоило ей подумать о том, чтобы избавиться от них. Кое-как поднявшись на ослабевшие ноги, она перебралась ближе к носу лодки, и принялась вглядываться сперва вдаль, а потом вокруг. Нырять в беспроглядную черную воду не было никакого желания, но и оставаться в лодке особенно не хотелось: кто знает, куда она причалит? да и причалит ли вообще.

Стоило в мыслях Лии прозвучать слову "причалит", как борт лодки стукнулся о камень. Младшая Делла Торре от неожиданности вскрикнула. Осмотрев внезапно представшую взору сушу, она неуверенно переступила ногой на темный камень. Впереди было темно, но не кромешно. Впереди маячили темно-синие сумерки, которые, по ощущениям, были единственным выходом из этого странного места.

В сумерках она нашла странное существо: человеческая фигура в просторных рваных одеждах нависала над ней живой статуей, смотрела и видела насквозь, при том, что невозможно было утверждать с точностью, были ли у существа глаза вообще. Существо шумно выдохнуло и протянуло к Лии руку: страшную, жилистую руку, что напоминала обглоданную до костей кисть трупа.

- Я что, умерла? - набравшись смелости, спросила Лиа первое, что пришло в голову.

- Нет, - низким эхом множества голосов ответило существо, - Пока нет. Идем, тебе не место в Каирне Душ, Лиа Делла Торре.

Проснулась Лиа от нестерпимого чувства голода, такого злого и саднящего, что он заглушал все прочее: слабость, головную боль и полную дезориентацию. Лиа буквально выломилась из невзрачного жилища и, заприметив среди сухих зарослей куст дикого перца, рванулась в ту сторону. Острая жгучая реальность, вместе с перцем, прошлась по языку, воткнулась в небо и упала раздирать нутро. Она озиралась по сторонам, и не могла узнать места (еще бы, город Терни труппа Лии обходила десятой дорогой по какой-то известным им одним причине). Пытаясь припомнить, как она вообще тут оказалась, Лиа из раза враз врезалась в один и тот же мысленный тупик: тюрьма в Нарбарре и пожар. Собравшись с силами, она поплелась в сторону исполинского особняка, в надежде отыскать там если не дрессировщика виверн, то хотя бы кого-нибудь, кто смог бы подсказать ей дорогу. Этот кто-то нашелся быстро, то была пожилая лекарша, возвращающаяся в город с сумой трав и грибов.

- Простите, пожалуйста...Эй! Уважаемая... Вы не могли бы сказать... Что это за... город?

Тётка как-то чересчур долго приглядывалась к Лии, прежде чем ответить.

- Это Терни, графство Россо. 

- Терни? То есть как это - Терни? - сипло переспросила Лиа.

- Ну да, Терни, таков теперь наш город, захочешь - не перепутаешь, - женщина пожала плечами, а потом, очевидно, поняв, что Лиа - вполне себе живая и не собирается бросаться на неё, спохватилась, - А ты откуда будешь такая? Может, тебе нужна помощь?

Лиа бросила взгляд на свою окровавленную блузу и грязные, покрытые синяками руки.

- Вы знаете, мне бы горячего чего-нибудь...

- Идем, дорогуша. У нас тут теперь всякому рады, если он ходит, не волоча ноги, да разговаривает внятно...Идем. Мы с сестрицей моей помогаем тут солдатам и беженцам. Я - травница, а она - целительскую науку знает. Моя сестрица в молодости служила в Специи при синьоре Абелардо! - принялась по дороге хвастаться женщина, а Лиа услышала лишь три слова: сестрица, целитель, Специя. И эти три слова всплыли в её памяти первейшей неотложнейшей надобностью. Ей было необходимо найти Хенори, чем она и решила заняться, как только доберется из этого Физисом забытого места до Специи.

В исследовательских журналах, которыми руководствовался эрфебре было отмечено, что испытуемые возвращались в сознание только после длительного, иногда в несколько суток сна. В проведённом им самим удачном эксперименте подопытная беспробудно почивала два полных дня, и была потом настолько слаба, что ему пришлось кормить её с рук. Времени у похитителя, казалось, было ещё в избытке.
_________________________

Рошах, привалившись спиной к стене дома медленно затягивался шафрановой самокруткой ни о чём не думая, и чуть не подавился дымом, когда его подопечная  выскочила из дверей словно её дьяволы хватали за пятки.
Покрутив в полном смятении головой,  но к  счастью мага не догадавшись обернуться, Лия, пошатываясь и запинаясь устремилась куда то вперёд.

Повстречав местную старуху, и добравшись с её помощью до лагеря беженцев Делла Торре, немного подкрепившись и упросив поверить в долг, не преклонив головы, отправилась на виверне в дальнейший путь.


- Синьор не откажется принять пару монет на пользу животным? -  обратился к худому, словно высохшему от забот укротителю  молодой человек в синем плаще.

- Ох, конечно нет, сыпьте сюда, - быстро сориентировался костлявый, - На прокорм выдают крохи, зверьки слабеют, приходиться сокращать маршруты, от этого нашей гильдии конфузия и сплошные убытки.

- Да? А эта как стрела понеслась, - отсыпав горсть мелочи в подставленные ладони заметил прохожий благодетель и мотнул головой в след крылатому ящеру.

- Вымолила, стрекоза, мол сестрицу надо срочно повидать, жизни может лишиться через промедление! Я и размяк, за свой счёт отправил, до Специи, на самой нашей шустрой летунье, - пощипывая смущённо плешивую бородку признался укротитель, - Уж больно глаза красивые...

Удовлетворённо кивнув Рошах попрощался с ценителем девичьих глаз, и пошагал обратно к своему дому. Теперь он был уверен что фортуна на его стороне, и  в столице от него уже не уйдёт ни Делла Торре, ни его награда.

Пожалуй, очень тяжело, если не невозможно встретить в жизни человека, который никогда ничем не рисковал. Даже самые осторожные из нас заключают сделки с удачей и судьбой, за той лишь разницей, каков сравнительный масштаб этих сделок, велики ли предполагаемые потери и возможный выигрыш. А на успех надеется каждый, потому что каждый глубоко в душе верит в собственные силы и исключительность. Верит в свою инаковость и ждет, что она принесет свои плоды.

Так и младшая Делла Торре, поступившись осторожностью рванулась в самое сердце своих бед (во всяком случае, именно так она и думала) - в Специю. И не бог весть за чем, а, как ей казалось, с безусловной целью. Реальность вдруг приобрела очертания более четкие: Хенори нуждалась в поддержке, впрочем, как и Лиа. И ни одно убежище мира не решило бы обеих проблем разом, за исключением Верума. Организации под началом Хенори, где так же можно было обрести и себя, оставаясь инкогнито.

***